Иван Михайлович(задумывается. Молчание). Да, хоть и трудно нашему брату, старику, переменить старинные привычки, и много увлеченья, легкомыслия в молодежи, а нельзя не отдать справедливости новому поколенью. Да.
Катерина Матвеевна(отрываясь от книги). Из всего, что вы сказали, в этом одном я разделяю ваше убеждение. Прогресс неудержимо вносит свет в самые закоснелые условия жизни.
Иван Михайлович(помолчав немного). Да, вольный труд идет, идет. Трудно с работниками. Ну, да ничего, наладится… Вот, дай выкуп сделаю, разделаюсь совсем с мужиками, останутся одни землевладельческие отношения. И право, хорошо, да.
Марья Васильевна. Что же это выкуп лучше будет, Jean? Это бы уж лучше.
Иван Михайлович. Лучше не лучше, а надо. Вон Катенька с Анатолием Дмитричем считают меня и консерватором и ретроградом, а я сочувствую всему. Прорвется старое – нельзя, а сочувствую. Вон молодое поколенье-то наше растет. И Любочка замуж выйдет за этого ли, за другого, а не за нашего брата, а за нового современного человека, и Петруша уже растет не в тех понятиях. Что же, мне не врагом же быть своих детей! Где он, Петя-то? С учителем, верно?
Марья Васильевна. На озеро пошли, какие-то травы ловить хотели. Я не поняла. Я уж боюсь, как бы не утонули. Vraiment, je crains.
Иван Михайлович. Какие травы ловить?
Катерина Матвеевна. Алексей Павлыч говорил, что они хотели делать исследования над организациями волокон водорослей.
Иван Михайлович. Ну вот, век-то! Разве я мальчишкой имел понятие об этом, а нынче вон, мальчишка, а уж естественные науки… и все. Нет, этот студент удался славный. Спасибо Анатолию Дмитричу, рекомендовал. Славный студент, этакой спок… мил… славный, славный. Эй, Сашка! Трубку! (К Катерине Матвеевне.) По привычке мы! Ну, Александр Василич.
Марья Васильевна(вдруг сердится). Да, тебе все хорошие, только жена не хороша! А что ж белья у него ничего нет? Няня все постельное белье приезжее отдала, а приедет кто, и нечего постелить. Что ж это в одном сюртучке – ничего нет. Я своих простынь не отдам. Вот ты как судишь!
Иван Михайлович. Ну, понесла. Полно, пожалуйста, скажи няне, она устроит, я человеку рад, что дельный малый.
Марья Васильевна. Что ж дельный, я-то в чем виновата? приехал без ничего и всего требует. Выдумал теперь молоко пить – и Дуняша жаловалась. Ты должен смотреть. Что ж он за учитель, коли у него белья нет.
Иван Михайлович. Ну, зарядила… Должна бога благодарить, что он послал нам такого человека, а ежели нет у него белья и он беден, так ему надо дать.
Марья Васильевна. Вот ты меня никогда не понимаешь, а все напротив. Я говорю, что ты все непорядок делаешь, а мне его жалко больше тебя: как он первый раз за столом есть стал, так мне его жалко стало! Я ему и рубашек ночных послала, и карпеток связать велела. Я хоть и глупа, но понимаю, что если он нашего сына учитель, так он в доме первый человек. Я ему ничего не жалею. Я говорю только, ты устрой все порядком. Вот сколько раз я просила столяра у стола ножку починить…
Иван Михайлович. Ну, полно, матушка, перестань ты, ради самого Христа!
Студент(входя, коротко кланяется). Позвольте-ка чаю. (Садится подле Катерины Матвеевны.)
Марья Васильевна. Чего вам, Алексей Павлович? чаю или кофию, с белым хлебом и с маслом, чего хотите. (Придвигает все к нему.)
Студент. Все равно. Ну, хоть чаю давайте.
Иван Михайлович. А Петруша где?
Студент. Шествует. Он брюки меняет, измок.
Иван Михайлович. Что ж это вы делали?
Студент. Хотели заняться ботаникой, да [не] вытанцевалось. А рыболовство учиняли.
Иван Михайлович. А Катенька говорила, что вы хотели что-то исследовать из естественных наук…
Студент. Хотели, да не вытанцевалось, микроскопа не имелось.
Марья Васильевна. С белым хлебом хотите, кушайте.
Студент(к Катерине Матвеевне). Вы какое такое душеусладительное чтение производите. (Берет у нее книгу.) А, физиологию – статья добрая, только слишком конспектная. Вот Льюса поизучайте. Да еще превращение ячейки – забыл чье, не вредная статейка.
Марья Васильевна. Что это ячейки, так и называется? Вы лейте больше сливок, еще принесут. Катенька, ты тоже знаешь ячейки?
Катерина Матвеевна. Все органическое существует только в силу развития ячеек.
Студент(к Катерине Матвеевне). Что вы вотще учиняете толкования, ведь для этого надо хоть элементарные познаньица иметь.
Иван Михайлович. Я читал про ячейки. Только скажите, Алексей Павлыч, вот в хлебе можно видеть их?
Студент. Коли бы не видели, и не говорили бы и не изучали бы. В микроскоп видно.
Иван Михайлович. А дорого стоит микроскоп?
Студент. Дрянный дешево приобресть можно. У Анатолия Дмитриевича есть, стоит триста шестьдесят франков, а в университете пятнадцать тысяч.
Иван Михайлович. Да, купить надо. (Садится с женой с одной стороны, а студент с Катериной Матвеевной с другой стороны. Иван Михайлович молча курит.)
Катерина Матвеевна. Немного вы опоздали, здесь была опять возмутительная сцена, истинно плантаторская.
Студент. Что ж, надо им потешаться над себе подобными. Больше ведь ничего не умеют… А мне, доложу вам, наскучило здесь, хочу уехать, на кандидата держать.
Катерина Матвеевна. А мое воззрение другое, – я нахожу, что чем грубее та среда, в которой приводится работать, тем больше нужно энергии. Потому что в силу чего могут измениться эти уродливые отношения, как не в силу тех идей и заложений, которые мы внесем в них. Я сознаю свое влияние над этими людьми и посильно употребляю его. И вы призваны облагородить еще свежую личность Петра. Он с своей стороны тоже вносит идеи в эту мертвящую среду. Вот Анатолий Дмитрич так же судит.